Любой человек, встав на защиту ближнего, жертвуя своей жизнью, своим спокойствием, поступает по заповеди Христовой. На войне, в экстремальных ситуациях это наиболее ясно проявляется, но бывают и простые житейские случаи, когда человек защищает ближнего.
В 1965 году теперешнего митрополита Ювеналия посвятили в епископы. А я только поступил в семинарию. Инспектор меня вызывает и говорит: «Поедешь в Москву, будешь иподиаконом у Владыки Ювеналия». И я у него три года с книгой стоял… Как-то должен был он приехать служить. Послушание иподиакона — готовить облачение: погладить, посмотреть — все ли на месте. Пришлось гладить ему белый подризник; включил утюг и стал доставать из чемодана подризник, раскладывать его на столике. А утюг уже нагрелся. Люди обычно проверяют готовность утюга, я проверил, и он показался мне не очень горячим, положил на спинку подризника там, где крест. Хотел было провести утюгом, а он не идет. Что такое? Поднял, а там… желтое пятно от утюга! Другого подризника нет, что делать? Матушка-алтарница корочкой хлеба начала чистить пятно, но оно все равно осталось. Вышли владыку облачать, иподиакон держит все на подносе, и первым — подризник с «утюгом». Владыка крестится, целует крест подризника и надевает его. Сзади у него — печать от утюга, видна всему народу. Но он ни одного слова не сказал и даже вида не подал, что что-то не так. Когда служба закончилась, после «Отче наш» я подошел, говорю: «Владыка, простите, это я прижег подризник». Он отвечает: «Ничего, Александр! У меня есть еще подризник, другой, новый… Все бывает». Видите, как он себя повел? Как виден характер человека? Даже вида не подал, не возмутился; все спокойно, уравновешенно … И таких людей, чтобы так вели себя в подобных ситуациях, очень мало. Другой бы стал шуметь, кричать. А он сохранил душевный мир. Даже если кто-то из священников вовремя не даст какой-то возглас, он в тот момент ничего не скажет. А, когда после «Отче наш» подходят под благословение, он спокойно, с любовью скажет: «Отец Борис, а Вы не тот возглас сказали». Тот ему: «Владыка, простите… «